С праздником! С Днем Победы!
В последние годы появляются информация и артефакты, которые говорят о том, что наша Цивилизация – не первая, которая была на Земле. Предыдущая (или предыдущие?) уже достигали нашего уровня развития, а скорее всего, были более развитыми. От этого и погибли – уничтожили самих себя, развязав очередную войну с применением высоких технологий.
В канун празднования самого дорогого для нас праздника так и хочется крикнуть:
Люди, будьте бдительны!
МИРУ – МИР!
С праздником Великой Победы!
.jpg)
В память о тех, кто выстоял, о тех, кто погиб и о тех, кто выжил, – пронзительный строки Геннадия Сердитова, отрывок из рассказа «Куда глядят монументы»:
«Оставшись один, Сергей Ильич потянулся к почте, первым делом взял красный конверт. Эти конверты вот уже два месяца приходили по понедельникам. Без обратного адреса, без какого-либо сопроводительного письма. В каждом конверте только одна картонка-паспарту с наклеенным листом-акварелью…
Сергей Ильич вскрыл конверт. На очередной картинке была изображена городская улица ранним утром. Измайловский проспект. Белые облака и яркая голубизна между ними. Бежевые, жёлтые, красные мазки – это верхние этажи домов, освещённые солнцем. Эмпирея – праздник огня и света, обиталище древнегреческих богов и раннехристианских святых... А ниже сплошные фиолетово-синие тени – фасады домов, машины, люди… Размытые формы, мерцающие лиловые блики, зыбкие образы ирреального мира… Ускользающие тени… Синий мрак…
И вот он уже не генеральный директор издательства Сергей Ильич Потапов, а боец местной противовоздушной обороны Надя Суетова, получившая увольнительную и топающая домой по Измайловскому проспекту ранним мартовским утром 1942 года. Она несёт в вещмешке сухой паёк – осьмушку чёрного хлеба и прессованный бледно-розовый брикет киселя. А ещё плитку настоящего шоколада. Шоколад вчера за ужином раздал старшина. И наказал больше одной дольки в день не есть. Но её соседка по казарме, Мафтуна Назарова, съела сразу всю плитку. И через некоторое время с ней случился припадок – она начала дико хохотать, носиться по узкому проходу между трёхъярусными железными кроватями, хватать подвернувшихся под руку девчонок и требовать, чтобы те танцевали с ней вальс. Потом её начало тошнить. Приступы рвоты сотрясали щуплое девичье тело, извергая изо рта коричневые пузыри и слизь. Прибежал старшина, связал несчастную полотенцами, усадил. И стал вливать ей в рот воду из большого медного чайника.
Оглядел столпившихся вокруг перепуганных девчонок, по-отечески ласково сказал:
- Ну что, бойцыцы, дуры бестолковые? Просил же вас больше дольки не есть… В следующий раз буду по дольке и выдавать.
И всё-таки хорошо, что старшина выдал им сразу по плитке. Надя отнесёт шоколад маме и расскажет про Мафтуну. Мама мудрая, будет класть под язык малюсенький кусочек шоколада и долго-долго сосать. И выживет. Ещё в вещмешке лежали две пачки махорки, они входят в обязательное солдатское довольствие. Мама на толкучке обменяет их на сухари. Или на сладкую землю с пожарища разбомбленных Бадаевских складов.
И тут Надя увидела, как навстречу ей едет колонна мертвецов.
А дело было так. Всю голодную зиму специальные команды собирали по городу замёрзшие трупы. Тех бедолаг, кого смерть настигла в районе от Фонтанки до Обводного канала и от Екатерингофки до Витебского, свозили в Троицкий собор на углу Измайловского и Москвиной. Первых мерзляков укладывали на пол. Потом пришлось складывать штабелями. К весне в этих страшных смёрзшихся штабелях уже было много сотен окоченевших тел. Было решено, пока окончательно не потеплело, отправить их на Пискарёвку. Там уже гремели взрывы, готовили рвы для братских могил.
У старшего лейтенанта Волкова был в распоряжении взвод нестроевых доходяг и семь грузовиков - пять полуторок ГАЗ-ММ и две трёхтонки ЗИС-5. И приказ: уложиться в один световой день. Как с этим управиться, он себе не представлял. Выручил один из шоферов, он на своей полуторке возил продукты по Ладоге, точнее, по Военно-автомобильной дороге № 101(102).
- Товарищ старший лейтенант, вы этих жмуриков на попа ставьте, один к одному. Так больше в кузов влезет. Потом их верёвкой обхватим, чтобы не вываливались. Мы так говяжьи и свиные туши возим. Только брезентом прикрываем, чтобы народ не дразнить.
Волков повеселел, он понял, что за несколько ходок теперь управится. Верёвки его старички где-то раздобыли, а вот брезента не было. Да не беда, обойдёмся…
И вот уже первая колонна готова. Те весёлые довоенные люди, которые прежде суетливо семенили по тротуарам этого города, висли на подножках переполненных трамваев, переругивались в очередях за балтийской корюшкой, пили газированную воду и ели эскимо на палочке в парках, теперь в последний раз ехали по знакомым полупустым улицам. И каждый в позе и с гримасой, в каких его настигла и заморозила смерть.
Боец МПВО Надя Суетова увидела скорбную колонну и не сразу поняла, что это такое. Война, блокада… Она, вчерашняя школьница, за несколько месяцев много раз видела смерть и не то, чтобы привыкла, а как-то задубела, покрылась невидимым панцирем, защищавшим её от потрясений. И тут вдруг эта колонна… Подумалось: этой колонне надо бы после войны проходить по Дворцовой площади, открывая военный парад. И по Красной площади в Москве… И по главным площадям и улицам всех городов в мире…
А Сергей Ильич уже стоял в кузове одной из этих машин и стеклянными глазами своего замёрзшего в сугробе отца смотрел на проплывающий мимо город. Вот какой-то очкарик на тротуаре снял с головы шапку и замер. Рядом перекрестилась женщина с зелёной противогазной сумкой через плечо. Вот взял под козырёк худощавый командир в чёрной флотской шинели… В одном кузове с Сергеем Ильичом стояли две женщины с отрезанными ягодицами. Обеих подобрали на Курляндской улице. Он даже видел этого негодяя – одноногий сапожник с чёрной кирзовой сумкой в руках. Красивое лицо, чёрные вьющиеся волосы, голубые глаза… Порода… Его зарежут летом 46-го года на Барахолке, что будет шуметь на берегу Обводного канала. На глазах бронзового Сталина, что стоит у вокзала…»
Полностью рассказ читайте: http://www.proza.ru/2017/04/09/1997
